Ольга Дерюгина: Лиза Светлова об исследованиях смерти и умирания
Иллюстрация: Варвара Гранкова
Лиза Светлова — специалистка по death studies. Она организует конференции про смерть и умирание, ведет блог и читает лекции. Ольга Дерюгина расспросила Лизу об истоках ее интереса к посмертной фотографии, непринятии этого феномена в обществе и опыте работы в российских культурных институциях.
Как теоретик фотографии я изучаю посмертную фотографию уже четвертый год. Также я занимаюсь просвещением в области death studies и веду блог о фотографии, смерти и себе.
Мой путь в кураторство — довольно нестандартный. Я окончила факультет информационных технологий в медиа-индустрии Университета технологий и дизайна. Там обучали прикладным навыкам: верстке, анимации, работе в графических редакторах. Параллельно с учебой я начала заниматься фотографией. Уже тогда мне хотелось работать с темой телесности, изучать ее репрезентацию в визуальной культуре. Этот интерес вырос из личного опыта: в старшей школе я много болела и пережила три сложных нейрохирургических операции. Врач, который меня лечил, много разговаривал со мной, показывал модели и снимки мозга. Чем больше я узнавала про то, как устроено человеческое тело, тем сильнее меня завораживал мир научной визуальности. Тема настолько меня увлекла, что я решила вернуться к ней в рамках своей дипломной работы.
Мой диплом был посвящен моделированию мультимедийной выставки нейроарта. Нейроарт — это подвид сайнс-арта, где главным объектом изучения выступает головной мозг животного или человека. Я придумала, как можно художественно визуализировать работу мозга, когда человек смотрит на фотографию. Тогда — это был 2014/15 год — моя идея многим казалась непонятной, непривычной. Мультимедийные выставки еще не были так распространены, как сейчас. К счастью, я попала на практику в фотофонд Русского музея, где у меня была потрясающая руководительница: она поверила в мой проект и очень меня поддержала. Я успешно защитила диплом и благодаря нему познакомилась с замечательными людьми из сферы искусства и фотографии.
Затем я поступила в ИТМО на управленческую специальность, где моя магистерская диссертация была посвящена менеджменту в музеях и культурных институциях. Параллельно с учебой я устроилась на работу в Государственный музейно-выставочный центр РОСФОТО. Тогда в РОСФОТО готовились к выставке британской фотографии. Собирая материалы по теме, я заново открыла для себя викторианские постмортемы (посмертная фотография — прим. ред.) Я рассматривала снимки, и мне стало любопытно, продолжается ли сейчас традиция посмертной фотографии, и если да, то какие формы она приобрела сегодня. Я стала искать информацию по теме и была поражена, обнаружив множество очень разных по контексту примеров. Так и начался мой интерес к этому явлению.
О современной посмертной фотографии
Свои лекции я всегда начинаю с объяснения о том, что современная посмертная фотография в большинстве случаев не связана с фетишем, трэшем или какими-то девиантными наклонностями. Как и в викторианскую эпоху, это, в основном, снимки, которые делают семьи умершего — на похоронах, поминках или когда человек находится в предсмертном состоянии. Прощальные фотосессии я тоже отношу к посмертной фотографии, поскольку факт скорой смерти там не скрывается, а напротив, фиксируется. Хотя, возможно, не все коллеги согласятся с моей категоризацией.
В отдельную подтему можно также выделить перинатальную посмертную фотографию — это портреты младенцев, умерших во время беременности или в первые дни своей жизни. Для многих подобные снимки становятся терапевтической практикой, позволяющей справиться с потерей близкого человека.
Еще одна категория — это проекты, которые делают современные художники: иногда авторы опираются на личный опыт, иногда ставят вопросы философского и антропологического характера. На их фотографиях могут присутствовать мертвые люди или животные, но так бывает не всегда. В некоторых случаях это инсценировки или снимки, на которых мертвецы вообще не фигурируют, хотя тема смерти заявлена. Я такие проекты называю «альтернативной» посмертной фотографией. Кстати, постановки встречаются не только в арт-фотографии. Модная индустрия тоже нередко эстетизирует образ смерти. Разумеется, в таких съёмках участвуют только живые модели, но визуальность, которую создают фэшн-фотографы, явно отсылает к посмертной фотографии. Некоторые мастера даже открыто говорят об этом в интервью.
Следующее направление — это документальная фотография, которую тоже можно разделить на несколько подвидов — от личных историй до военной журналистики и снимков судмедэкспертов.
Мне интересна посмертная фотография во всем ее проектном разнообразии. В том числе мне интересно изучать, как музеи работают с темой смерти, где она зачастую соприкасается с проблематикой личной и коллективной памяти, а также травматичных исторических событий.
О работе с российскими культурными учреждениями
Впервые с темой смерти в музее в контексте собственной работы я столкнулась в 2017 году. В Санкт-Петербург привезли работы датского автора Торбена Эскерода в рамках Фестиваля фотографии северных стран. Мы готовили его персональную выставку, которая состояла из пяти проектов. В одном из проектов были посмертные маски, в другом — снимки надгробий, но нигде не фигурировало мертвое тело. Более того, фотографии были сделаны с такого ракурса, что с первого взгляда распознать на них могильные медальоны было сложно. Телесность же обрела выражение в самом медиуме — часть снимков была порвана, повреждена или покрыта землей. Фотография будто бы болела и умирала.
Эта выставка должна была открываться под Новый год, и команда музея активно обсуждала, стоит ли поднимать такую тяжелую тему накануне праздников. Я старалась обратить внимание коллег на деликатную подачу темы — на мой взгляд, такая интонация как нельзя лучше соответствовала разговору о смерти в контексте государственной институции. К счастью, мне удалось отстоять свою позицию, и выставка прошла с большим успехом.
Вообще, должна сказать, что практически не сталкивалась с агрессией или негативной реакцией со стороны публики. Чаще всего люди выражают заинтересованность темой, а на мои лекции и вовсе приходят подготовленные слушатели. В инстаграме тоже не встречалась с хейтом, хотя у меня пока немного подписчиков (чуть больше тысячи).
Конечно, у культурных институций — своя специфика. Они очень закрытые. Сложно делать не только проекты про смерть, но любые другие проекты, если ты сам не являешься частью системы. Я уже третий год занимаюсь частной кураторской практикой. В последние два года случился всплеск интереса к теме смерти в культурной среде, поэтому были возможности для взаимодействия с крупными институциями. Например, в петербургском Манеже в 2019 году прошла большая выставка «Жизнь после жизни», где были собраны произведения искусства на тему смерти. Я там в рамках публичной программы прочитала лекцию про посмертную фотографию.
Потом была Уральская индустриальная биеннале современного искусства, посвященная бессмертию, которая длилась несколько месяцев. Ее организаторы с охотой приняли Death Conf. Конференция получилась самой масштабной из всех, что до этого проходили в России, ее посетили более ста человек. Программа была двухдневной. В первый день проходили доклады, а второй был посвящен практике: участники могли пройти философско-психологический тренинг на тему смерти или присоединиться к тематической игре с элементами телесной практики. В конце события мы раздавали анкеты и просили людей дать обратную связь. К нашему удивлению, многие просили вновь привезти конференцию в Екатеринбург.
Повестку death studies готовы поддержать фонды, которые так или иначе связаны с темой смерти — например, Фонд помощи хосписам «Вера». В частности, они сделали сайт для пациентов паллиативной медицины, который называется Про паллиатив. Там можно найти очень важные просветительские штуки. Например, Анкету-завещание, в которой человек может сохранить свои пожелания — родственники могут к ней обратиться, если близкий проходит через терминальную стадию болезни или погиб в результате несчастного случая, а также после его смерти. Вопросы охватывают множество аспектов — допустим, какая одежда должна быть на пациенте, нужно ли удалять фотоархив после смерти. Это иллюстрация очень важного тезиса death studies о нейтральной позиции: о смерти надо говорить — так, как получается, так, как хочется. Такая анкета — это повод обратиться к теме, поговорить с самим собой.
О постмортеме в российском контексте
Очень интересно наблюдать за тем, как возрождается традиция посмертной фотографии. В нашей стране это явление пока так не заметно, как на Западе. У нас люди не привыкли публично делиться своим горем, хотя благодаря интернету смерть постепенно становится более видимой. В частности, в терапевтических целях матери, потерявшие своих новорожденных, выкладывают постмортемы в соцсети. Недавно столкнулась с интересным кейсом: осенью 2020 года модель Крисси Тейген потеряла своего третьего ребенка, о чем она сообщила у себя в инстаграме. Российский Vogue сделал репост, а позже журнал даже выпустил статью о перинатальных потерях с комментариями психолога. Для русскоязычной аудитории такое поведение непривычно — осуждающих комментариев под постом было больше, чем поддерживающих. В англоязычной же среде, наоборот, пользователи оставляли куда больше подбадривающих комментариев.
Конечно, говорить о каком-либо возрождении традиции посмертной фотографии в России нельзя. Но отметить явный интерес и любопытство — стоит. Например, на многих сайтах ритуальных агентств и похоронных домов прощальная фотография входит в список предлагаемых услуг. Благотворительные фонды, работающие с темой смерти и паллиативными пациентами, (Фонд помощи хосписам Вера, Свет в руках) знают о терапевтической функции посмертной, прощальной и паллиативной фотографии. Фонд помощи хосписам «Вера» устраивает фото-дни для своих пациентов и их родственников, а у Фонда «Свет в руках» есть пособие для родителей, потерявших малыша, в котором говорится о посмертной фотосъёмке и потребность в ней объясняется с точки зрения психологии.
По рассказам моих друзей, во время пандемии, когда хоронить по закону пациентов, перенесших COVID-19, разрешено только в закрытом гробу, многие запрашивали у работников морга фотографии. Потому что не видели близких перед смертью и не увидят их даже на прощании, а фотография из морга оставалась как последний артефакт.
Мне бы хотелось отметить, что в последние несколько лет в России стали более открыто и активно говорить о смерти в публичном пространстве. О смерти говорят в философском, антропологическом и прикладном контексте. Различные специалисты — патологоанатомы, работники хосписов и похоронных агентств, социологи и танатопсихологи — заводят блоги в социальных сетях и рассказывают о своих исследованиях.
Есть и регулярные мероприятия: к примеру, встречи кафе смерти и Death Conf — неформальная конференция о смерти, которую устраивают мои коллеги из питерского культурно-образовательного объединения «Трава». Я сразу же в влюбилась в Death Conf, выступала на ней пять раз, а потом и сама стала ее амбассадором и куратором программы в других городах.
Сейчас я работаю над организацией первой московской Big Death Conf про смерть, умирание и бессмертие. Чуть позже я планирую провести Death Conf в Москве, Новосибирске, Красноярске и снова в Екатеринбурге. Я надеюсь привлечь местных исследователей, вместого того чтобы возить везде одних и тех же спикеров из Москвы и Санкт-Петербурга.
Помимо этого, я продумываю выставочную программу для пространства «Конструктор», которое курирую вместе с подругой, фотографом Ариной Дейкиной. Скоро мы откроем там междисциплинарную выставку на тему смерти. «Конструктор» мы только начинаем развивать, но планы у нас большие: выставки — групповые и персональные, арт-резиденции, поддержка фотографов и визуальных художников, лекции, конференции, интенсивы, кинопоказы.
Также я работаю над выставкой памяти своего папы, который умер в феврале 2020 года. Она запланирована на август, к его семидесятилетию. Там тоже будет open call для художников, у которых есть высказывания про потерю близкого, отношения с родителями и память.
По-прежнему продолжаю писать в свой блог и преподавать. Еще у меня в планах написание книги про посмертную фотографию, предисловие к ней уже готово.
