Полина Аронсон: Тиндерное неравенство

Мы начинаем публиковать серию текстов о новых явлениях нашего общества с точки зрения женщин и гендерного равенства. В этот раз Перспектива Sh.e затрагивает тему цифровой реальности. Первую колонку о том, что с нами делает приложение Tinder, специально для Sh.e написала социолог, редактор проекта Open Democracy Russia Полина Аронсон, изучающая современные способы выражении любви в разных культурах.

Воскресным утром мы с Сашей сидим на берлинской детской площадке. Пока мой шестилетний сын пытается забить гол в сверкающие на солнце ворота, Саша достает из кармана смартфон и открывает Tinder.

— Хорошо тебе, молодая мать, — говорит Саша. — Сиди себе, расслабляйся. А мне работать надо. Четырнадцать девушек сегодня.

Саша в Берлине проездом. На ознакомление с местными пользовательницами Tinder у него осталось меньше 48 часов. Я тяжело вздыхаю, изображая сочувствие.

— Нечего вздыхать, — отрезает он. — Лучше помогла бы мне. Что мне вот этой написать?

Сашина рука с телефоном зависает прямо перед моим носом: на экране — коротко стриженная брюнетка в темных очках. Она сидит к нам спиной где-то у воды и любуется закатом. На спине татуировка.

— Напиши, что хочешь узнать цвет ее глаз.

— Да ну, тоска, — Саша убирает телефон. — Это ей каждый первый пишет. Давай пооригинальнее.

— Ну напиши, что хочешь ее трахнуть. Тем более Tinder для этого и существует.

— Ни в коем случае! — возмущается Саша и смотрит на меня с внезапной серьезностью. — Девушкам — даже в Tinder — нельзя сразу писать про секс. Их надо для начала развлечь. Сделать вид, что они тебе интересны.

«Для такой горячей девушки, как ты, дракон на спине недостаточно огнедышащий», — пишет наконец Саша, кандидат филологических наук, автор дюжины публикаций о раннем Булгакове. Через минуту приходит ответ: смайлик с сердечком.

Тем же вечером Саша отправился на свидание — закончившееся в отеле — с другой девушкой: та первая, с драконом, три часа не была онлайн. Кто не успел — тот опоздал. Быть в нужное время в нужном месте с нужным продуктом — вот главный принцип гиг-экономики, в которой Tinder стал главным инструментом распределения эротического капитала — привлекательности. И нет сегодня, пожалуй, капитализма более брутального и патриархального, чем капитализм лайков и суперлайков.

«Эмоциональные решения принимаются конвейерным методом»

По подсчетам одного из пользователей блог-платформы Medium, в Tinder 80% мужчин соревнуются за внимание 20% женщин, в то время как 80% женщин выбирают 20% мужчин. То есть подавляющее большинство мужчин готовы к общению с большинством женщин, в то время как женщины готовы взаимодействовать лишь с небольшим количеством наиболее привлекательных мужчин. Эти данные подтверждаются и коммерческими источниками. Используя женский аккаунт, исследователи, неселективно лайкавшие всех мужчин, предложенных Tinder в заданном радиусе, получили 200 матчей за час — и 600 за 4 часа. Повторив этот эксперимент под мужским аккаунтом, они получили всего 100 матчей за то же время. Кроме того, 63% мужчин пишут сообщения своим матчам в течение 5 минут — и только 18% женщин делают то же самое. Среднестатистический мужчина может рассчитывать на внимание 0,87% женщин из доступных в его пуле. Говоря языком экономики, женщины в Tinder имеют явное конкурентное превосходство над мужчинами.

Но означает ли это, что girls наконец rule the world? Что эмансипированные женщины мира сели, сжимая в руках смартфоны, на лицо своим патриархальным обидчикам? Увы, нет.

Жесткая конкуренция за женское внимание — внимание, длящееся не дольше секунды для принятия решения, смахнуть профиль вправо или влево (что означает согласие или отказ познакомиться) — вызвала новый виток войны между полами и новые формы неравенства.

Мужчины, оставленные за бортом цифровой секс-экономики, объединяются в движение так называемых инцелов (incels — involuntary celibate, то есть «невольные девственники»). Созданное девушкой и ранее включавшее в себя одиноких мужчин и женщин сегодня движение инцелов стало практически полностью мужским, а его движущей силой сделалась ненависть к женщинам и тем парням (вроде Саши), которым «дают». Онлайн-журнал The Cut изучил жизнь инцелов в недавней публикации и цитирует многочисленные высказывания с их форумов. Например, такое: «С сегодняшнего дня у меня работает девушка, примерно 8 из 10 в плане привлекательности. Я ей покажу, кто хозяин. Можете не сомневаться, я раздавлю всю ее самоуверенность». Женщины с детьми тоже вызывают гнев: «Каждый раз, когда я прохожу мимо коляски, я чувствую приступ отвращения. Она изуродовала свое тело и выбрала другого парня для воспроизводства». Мизогиния инцелов, безусловно, имеет клинический оттенок. В то же время она является гротескным, доведенным до абсурда отражением инфляции эротического капитала в целом: процесса, не запущенного приложением Tinder, но в разы усиленного его существованием.

Разумеется, индивидуальная привлекательность и способность производить впечатление при первом знакомстве играли роль во все эпохи. И, конечно же, «хорошеньким» всегда везло больше, чем «страшненьким». Тем не менее тиндеризация знакомств ставит новые условия для оценки друг друга по внешности, считает социолог эмоций Эва Иллуз:

— Конечно, можно было бы сказать, что на любовь с первого взгляда требуется не больше времени, чем на оценку профиля в Tinder. Но это не совсем так. Когда мы видим человека в реальной жизни, мы видим его целиком. Мы слышим его голос, наблюдаем за его манерой двигаться. Голос и тело являются очень важными проводниками информации, даже если мы это не осознаем. В Tinder же мы оцениваем человека только по картинке, к тому же сильно отретушированной. Этот способ выбора партнера способствует формированию очень ригидных стандартов в оценке внешности, а эмоциональные решения принимаются конвейерным методом.