Sorry, you need to enable JavaScript to visit this website.
Благотворительность и активизм

Настя Красильникова: Low battery: почему феминистки выгорают

Иллюстрация: Варвара Гранкова

 

В 1982 Кристина Маслах сформулировала «троицу выгорания». Во-первых, эмоциональное истощение — усталость из-за длительной и интенсивной вовлеченности. Во-вторых, деперсонализация — цинизм, безразличие, нежелание эмоциональных контактов. В-третьих, ощущение бессмысленности усилий и снижение чувства личного удовлетворения. Идея этого текста родилась из личного опыта. Я сама много месяцев чувствую выгорание. Мне стало интересно влияние на мое состояние не только гендерной, но и феминистской идентичности.

 

Существует много исследований о том, как переплетены гендер и ментальное здоровье. Например, женщины с большей вероятностью могут выгореть на работе. Одна из причин — женская гендерная социализация и то, как женщин с детства учат быть «удобными» и неэгоистичными, а также неравная нагрузка: помимо фуллтайм работы женщины, как правило, занимаются неоплачиваемым домашним трудом и эмоциональным обслуживанием. Гендерный аспект выгорания подробно разбирается в книге «Выгорание» Эмили и Амелии Нагоски, которая вышла в прошлом году и быстро стала бестселлером.

Современная жизнь устроена так, что не чувствовать выгорание практически невозможно: интернализированная идея о необходимости постоянной работы, неумение отдыхать, стирание границы между рабочим временем и личным. О выгорании часто говорят как о «базовом состоянии миллениалов». Саму концепцию выгорания критикуют за то, что она описывает опыт среднего класса, в то время как маргинализованные группы давно находятся в этой ситуации.

Для феминисток эти условия также не новы. Быть феминисткой — значит постоянно быть переполненной страстью, гневом и усталостью, много и бесплатно работать. Мы в прямом смысле горим идеей, поэтому неудивительно, что в наших рядах выгорание случается так часто.

Феминизм неоднороден не только в своих течениях, но и в том, что под ним подразумевать. Это может быть феминистский активизм, феминистская идентичность, феминистское сообщество, и все это может стать источником усталости и истощения. Причины выгорания феминисток могут быть разными, и я попробую разобрать некоторые из них.

Усталость от сострадания

 

Мой вход в феминизм был довольно эгоистичным: я с детства чувствовала, что ко мне относятся несправедливо и первые пару лет использовала феминизм именно как инструмент для своего эмпауэрмента. С течением времени я стала больше проникаться идеями сестринства — читая истории женщин и знакомясь с другими феминистками. Тогда я осознала боль погружения в феминистский дискурс: страдания других женщин отзывались во мне как собственные. Читать феминистские тексты и следить за новостями больно, потому что все они так или иначе связаны со страданием женщин. Сопереживание требует значительных эмоциональных ресурсов, которые довольно быстро иссякают в насыщенном инфополе феминизма. Социологи_ни Кэтрин Кинник, Дин Кругман и Глен Кэмерон ввели термин «compassion fatigue» (усталость сострадать), что означает невозможность сочувствия или эмпатии из-за физического и эмоционального истощения. Отсутствие ресурсов для того, чтобы поддержать или даже просто проявить интерес, заставляет злиться на себя и чувствовать вину. Катерина Денисова, моя коллега по проекту FEM TALKS и феминистская исследовательница, говорит: «Я много раз занималась проектом по инерции, потому что не было сил принимать его близко к сердцу. Даже если ты пишешь теоретические тексты, невозможно не пропустить эти ситуации через себя. Это требует от тебя эмоционального отклика, а у тебя его нет, он не может быть все время».

Быть феминисткой — значит постоянно быть переполненной страстью, гневом и усталостью, много и бесплатно работать

Считается, что выгорание связано в первую очередь с профессиональной деятельностью, особенно в сфере заботы. Когда работа требует эмоционального вовлечения, контактов с людьми, то риск выгорания гораздо выше. Феминизм же — часть идентичности: взгляды феминисток неразрывно связаны с их личным опытом. Сексизм для нас не абстрактная тема для обсуждения, а реальность, в которой мы живем. Мы ежедневно наблюдаем проявления патриархата и понимаем, что это недружелюбная для нас среда. Виржини Депант, рассуждая на тему расизма во Франции, пишет: «Это и есть привилегия — иметь выбор думать об этом или нет. Я не могу забыть о том, что я женщина. Но я могу забыть о том, что я белая». Все угнетаемые группы не могут забыть о своем положении, социальная и символическая система устроены так, чтобы напоминать об этом. Один из самых известных тезисов феминизма — «личное это политическое». Но важно все же понимать степень уместной и посильной политизации своей персональной жизни.

В моменты усталости феминистский активизм похож на битье головой о стену: стена остается на месте, а вот вы зарабатываете ссадины. И тогда сложно замечать положительные сдвиги, кажется, что феминистки из десятилетия в десятилетие повторяют одно и то же, что наши предшественницы что-то делали и потом это просто обнулилось. К слову, это вопрос выстраивания преемственности и поддержания межпоколенческих связей.

Эмилия Григорян, фем-активистка и продюсер, признается, что в начале кампании в поддержку сестер Хачатурян, она думала: «Можно не есть, можно не спать, ведь я делаю настолько важное дело, что я сейчас просто поменяю мир». Но в итоге чрезмерное количество задач привело к выгоранию. Эмилия столкнулась с еще одной распространенной проблемой феминисток – ей было сложно присвоить результаты своего труда: «Сначала мы стеснялись, но потом пришло осознание, что хотеть признания – это нормально. Ты тратишь на это больше времени и сил, чем на что-либо еще. И когда твой труд остается незамеченным, это плохо сказывается на последующем активизме».

Еще одно отличие выгорания феминисток в том, что большая часть феминистского труда остается бесплатным. Коммерческие истории довольно редки, а после принятия закона об иностранных агентах финансирование из иностранных фондов резко сократилось. Феминистки очень многое делают на энтузиазме.

На мой взгляд, все это относится не только к фем-активисткам, но и к феминисткам в целом. Несмотря на то, что феминистская идентичность дает много сил и новых знаний, в ней изначально заложено давление.

Феминистки-кайфоломщицы

 

На мой взгляд, еще одна причина феминистского выгорания — «неудобность» и «кайфоломство» феминизма — термин исследовательницы Сары Ахмед. Сам факт присвоения феминистской идентичности бросает тебя на баррикады. Невозможно постоянно находиться в комфортном пузыре из соратниц и союзников, неизбежно столкновение с «остальным» миром, в котором феминистские взгляды все еще маргинальны, как бы нас не пытались убедить в обратном. И эта конфронтация разгорается только от называния себя феминисткой, даже без включения в активизм. Иногда проскальзывает мысль о том, что было бы проще не осознавать всех ужасов этого мира, не понимать, сколько женщин подвергаются насилию и унижению, жить в своеобразной матрице. Но феминистскую оптику невозможно удалить, извлечь. Невозможно «развидеть» гендерное угнетение.

По мысли Ахмед, феминистский активизм — борьба против счастья, но не счастья абстрактного, а навязанного социумом: «Фигура феминистки, обламывающей кому-то счастье, становится понятнее, если поместить ее в контекст феминистской критики счастья и того, как счастье используется, чтобы оправдать социальные нормы и приравнять их к общественному благу (общественное благо — это то, что приносит счастье; счастье понимается как нечто хорошее). Симона де Бовуар очень точно подметила: „Всегда можно объявить счастливой ситуацию, которую хочешь навязать [другим]“. Отказ занять желанное для вас место может означать отказ от желаемого вам счастья. Следовательно, заниматься политическим активизмом — значит бороться против счастья».

Если порассуждать, то счастье можно назвать противоположностью выгорания. Получается, выгорание заложено в сути феминистской деятельности? «Социальный порядок охраняется как порядок моральный, как порядок, обеспечивающий счастье. Выступать против него — значит быть готовой причинять несчастье, даже если несчастье не является твоим знаменем», – пишет Сара Ахмед.

Это «кайфоломство» — довольно одинокий опыт. Даже в оппозиционных и прогрессивных дискурсах мало солидарности с феминистками. «Ты как будто в стеклянной башне, и все на тебя смотрят и показывают пальцем», — говорит Лана Узарашвили, моя коллега по проекту FEM TALKS и феминистская исследовательница. 

Гнев и грусть

 

Феминизм — это правда порой больно. Утомительно чувствовать, что вы постоянно боретесь. Утомительно спорить с близкими, с коллегами, однокурсниками. Не стоит забывать об эмоциональном обслуживании — почему-то считается, что раз ты фем-активистка, то обязана раздавать бесплатные консультации и ввязываться в споры с бывшими одноклассниками, которые вдруг решили написать тебе в реплаи на сториз, что вообще-то женщины сами провоцируют харассмент, а если ей что-то не нравилось, она могла встать и уйти, «опять феминистки ущемились», «опять увидели сексизм там, где его нет».

И их нельзя послать, потому что это только укрепит в их головах стереотип о «неадекватных фемках» — так феминистки теряют право на гнев. Если женщины вообще когда-либо его имели. Ведь нельзя выглядеть в глазах общества «истеричными» или «неадекватными». Как пишет Катерина Денисова, апелляция к рациональности, к тому, что женщины настолько же разумны, что и мужчины, была одной из линий феминистской аргументации с начала XX века и первых кампаний суфражисток. Мы до сих пор видим как общество клеймит «неугодных» женщин как эмоционально нестабильных, а феминисток — с двойной силой.

И хотя с середины XX века феминистки синтезируют новые взгляды на эмоциональность — в частности говорят о революционной силе гнева и значении фрустрации, — многие по-прежнему открещиваются от этого, по крайней мере в публичных высказываниях и взаимодействиях. Демонизация женских эмоций по-прежнему существует, а феминисткам надо отстаивать право на гнев, грусть и эмоции в целом не только в публичном дискурсе, но и внутри себя. Сара Ахмед считает, что гневное высказывание мешает усвоить его содержание, поскольку говорящие автоматически считываются как просто злые, а не оправданно недовольные. «И ты действительно злишься, потому что твой гнев несправедливо списывают на склочный характер, и отделить тебя от объекта твоего гнева становится сложнее. Ты оказываешься связана с объектом своего гнева, потому что сердишься на то, что тебя с ним связали. Ты злишься из-за этой связи и тем самым только подтверждаешь их подозрения, что твоими аргументами движет гнев. Твое возмущение блокируется, ему не дают выйти наружу. Тебя блокируют, не давая тебе высказаться», — пишет Ахмед. Происходит закупоривание негативных эмоций внутри, которое не может не фрустрировать.

Завышенные ожидания

 

Писательница Роксана Гэй в сборнике эссе «Bad Feminist» пишет о завышенных ожиданиях от активисток. Помимо тяжелого активистского труда и ощущения, что весь мир против них, феминистки сталкиваются еще и с тем, что от них требуют соответствия званию «настоящей феминистки». Правда неясно, кто составляет перечень критериев. Эко-юристка и интерсекциональная экофеминистка Даша Василевская ведет блог в инстаграме, и она отмечает, что чувствует вину, когда происходит что-то важное и надо высказаться, а у нее нет ресурса на ведение социальных сетей. Нельзя исключать придирки хейтеров, которые обязательно поделятся своим мнением в комментариях. «Ты вдруг оказываешься всем вокруг должна: А почему ты не борешься за права мужчин, младенцев, котов?» — недоумевает Эмилия Григорян. Роксана Гэй с иронией отвечает на подобные претензии: «Я плохая феминистка. Но лучше я буду плохой, чем вообще не феминисткой».

Ты вдруг оказываешься всем вокруг должна: А почему ты не борешься за права мужчин, младенцев, котов?
 

Девушки, с которыми я говорила во время подготовки этого текста, говорили, что одна из важнейших вещей, которые придают им сил и защищают от выгорания это сестринство. Очень важно иметь пузырь — группу людей, сейф-спейс, где можно не бояться высказывать свои взгляды и обсуждать проблемы. Именно общение с соратницами и их поддержка для многих было тем, что оставляет на плаву. Эмилия отмечает, что в ее эпизоды выгорания понимание того, что она не одна, было главным источником сил.

Но при этом взаимодействие с коммьюнити может и спровоцировать выгорание. Девушки говорили мне о выстраивании иерархий в феминистском сообществе: конкуренции, проблемах с коммуникацией. Внутри FEM TALKS мы замечаем, что в феминистском дискурсе сильна идея глорификации (превознесения) занятости — это одна из причин общего выгорания. То есть безумный рабочий график некоторых активисток и все новые задачи и обязанности подаются как признак состоятельности и успеха, а не как темная сторона активизма. «Важно показать, что необязательно гореть во благо феминизма и активизма», — отмечает Катерина Денисова. Замалчивание проблем и конфронтация между собой истощают феминисток, отталкивают их от сообщества. Проблемные моменты в коммуникации внутри сообщества необходимо проговаривать и сводить к минимуму — это поможет феминисткам чувствовать сопричастность и принадлежность сообществу. Возможность продуктивного конфликта — один из пунктов феминистской утопии, как пишет Ольга Тараканова.

Выживание как радикальное действие

 

В разговоре об эмоциональном истощении и выгорании невозможно обойти тему self-care. С одной стороны, феминистки критикуют эту концепцию как продукт неолиберализма и капитализма. Во-первых, развилась целая индустрия, производящая товары и услуги — свечи, блокноты, медитации, курсы осознанности. Во-вторых, self-care как бы помогает нам быть более выносливыми и, соответственно, продолжать перерабатывать, мириться с давлением и угнетением. То есть это способствует деполитизации структурного неравенства и перекладывает ответственность с системы на плечи отдельных людей. Сара Ахмед замечает, что хотя эта критика верна, выживание феминисток это проблема именно феминизма.

Если система не скроена под наши нужды, одно только существование вне норм бросает вызов этой системе

Моя подруга уже давно чувствует выгорание и держится в стороне от феминистской деятельности. Когда я спросила, как сейчас проявляется ее фем-идентичность, она сказала: «Просто в моем существовании как гендерно-неконформной женщины». Если система не скроена под наши нужды, одно только существование вне норм бросает вызов этой системе. Выживание — это протест, существовать и занимать место несогласия — тоже протест.

Одной из теоретикесс, исследующих феминистский потенциал заботы, была Одри Лорд. Она, а вслед за ней Сара Ахмед, полагают, что для феминисток выживание — это радикальное действие. Одри Лорд пишет: «Забота о себе — это не прихоть, это самосохранение, и это акт политической войны». Катерина говорит, что эта мысль Лорд очень помогла ей: «Когда активистки заботятся о себе, они не поступают эгоистично, а помогают всем, всему движению. Они не только берегут свои силы, что позволяет им не выгорать и продолжать вкладываться в феминизм, но и показывают средний палец тем, кто говорит, что их здоровье и состояние неважно».

Даша Василевская уделяет большое внимание индивидуальным практикам self-care: диджитал-детокс, йога, медитации, письмо, общение с соратни_цами, психотерапия. «Занимаясь активизмом, важно прислушиваться к себе и реалистично оценивать свои возможности и риски, расставлять приоритеты. Так, в качестве активизма можно сказать близким людям, что их поведение/слова приводят к угнетению. А можно написать безличностный, но очень важный пост в инстаграм. Результат и риски, затрата ресурсов получаются разные», — говорит Даша. Забота о себе заключается и в расчёте этих рисков и своих ресурсов.

Хочу отметить, что забота о себе, как и возможность рассуждать о выгорании, — это привилегия. Многие настолько сильно захвачены потоком жизни и вынуждены бегать, чтобы обеспечить свое существование, что не могут об этом задуматься. Но, тем не менее, не всегда возможность заботиться о себе — привилегия «по умолчанию», иногда феминистки идут на своего рода жертвы, чтобы позаботиться о себе. Даша говорит, что «если я выбираю self-care, значит я отнимаю у себя время на работу и самообразование, которые помогают мне оставаться на плаву в патриархальном капиталистическом мире, где надо постоянно пахать, чтобы просто быть на том же уровне».

Усталость от феминизма не значит, что патриархат внезапно начал меня устраивать или что я не хочу изменений. Для меня в феминизме по-прежнему больше позитивного и девушки, с которыми я беседовала, согласны с этим. «С феминистской идентичностью я цельнее и крепче, чем без нее», — говорит Лана. Феминизм дает уникальный инструментарий для самопознания, ощущение коммьюнити и даже — как бы пафосно это ни звучало — смысл жизни.

Эмоциональное выгорание — это политический вопрос. Активистка Кармен Райос полагает, что выгорание — феминистская эпидемия, которая может серьезно затронуть будущее движения, а одной из задач феминистского будущего должно стать решение этой проблемы. В наших интересах говорить об этом, детально разбираться, прислушиваться, а не отмахиваться как от чего-то малозначительного. В последние пару лет эта тема все чаще поднимается феминистками, например, не так давно заработал проект «Фемдача» — поддерживающее гостевое пространство для правозащитни_ц и активисто_к, переживающих выгорание.

Писать текст об усталости и выгорании, будучи выгоревшей, было странным опытом. С одной стороны, было тяжело, но с другой — разговоры с девушками и рефлексия над темой облегчили мое состояние. Сара Ахмед пишет: «И в этом факте есть еще один политический урок: иногда мы можем чувствовать себя менее истощенными, когда пишем об истощении или даже просто делимся этим чувством истощения с другими». Так что писать о выгорании — не значит ныть, а значит наносить ответный удар.

Хочу поблагодарить своих подруг и соратниц Оксану Кита, Дарью Василевскую, Катерину Денисову, Эмилию Григорян и Лану Узарашвили за то, что поделились своими мыслями и историями. Без их вклада этот текст бы не состоялся.

 

Исследования общества Ольга Пинчук:
Исследования общества Полина Аронсон:
Ольга Проскурина: