В конце 2021 года старейший в России Ивановский центр гендерных исследований внесли в список иностранных агентов. В декабре полицейские сорвали небольшое мероприятие центра — квиз об истории женского движения. Как изменилась работа центра и что происходит с гендерными исследованиями в России? Редактор She is an expert Наталья Зайцева расспросила основательницу центра Ольгу Шнырову.
Наталья Зайцева: Для признания организации иностранным агентом необходимо, чтобы она, а) финансировалась из иностранных источников б) вела политическую деятельность. Как вы думаете, политической деятельностью с точки зрения закона РФ теперь будет считаться изучение истории женского движения?
Ольга Шнырова: Вы будете смеяться, но вообще да. Потому что сейчас в законе нет формального определения, что такое политическая деятельность. К этому можно отнести любые действия, которые ведут к формированию общественного мнения. Если я рассказываю об эмансипации женщин, о борьбе женщин за права, то я формирую общественное мнение. С этой точки зрения любой просветительский проект может быть отнесен к политической деятельности. Минюст, а теперь суды, повторяют, что проведение нами социологического исследование о том, как пандемия повлияла на женщин — это политическая деятельность.
Н.З.: Я спрашиваю, потому что одной из причин назначения вас иностранным агентом было то, что вы являетесь членом партии «Яблоко». Интересно, разделяется ли законом широкое и узкое значение «политического»? Где проходит граница?
О.Ш.: Я думаю, они сами этого не понимают. У нас были проверки в 2016 и в 2020 году — они ничего не нашли, хотя у меня было такое же финансирование и такие же проекты, и накануне в 2015 году я выдвигалась от партии «Яблоко» в городскую думу — причем тогда я полностью участвовала в процессе выборов, а здесь я только свою кандидатуру выдвинула, меня даже не зарегистрировали. Тем не менее это было расценено, как политическая деятельность. Но после чего? После того, как какая-то группа граждан написала в управление минюста: проверьте эту организацию.
Н.З.: Как изменилась работа Ивановского центра гендерных исследований с сентября?
О.Ш.: Увеличилась отчетность: раньше мы просто ежегодно уведомляли о продолжении нашей деятельности, теперь я должна подавать ежеквартальный, полугодовой, ежегодный отчеты, проводить сторонний аудит финансовой деятельности организации. Кроме того мы должны сообщать подробную информацию, вплоть до паспортных данных, о членах нашей организации — что, я считаю, является нарушением закона о защите персональных данных.
Мы подали иск, где мы оспариваем решение Минюста о включении нас в реестр иностранных агентов.
Идут судебные заседания в связи с тем, что Минюст на нас подал иск об административном правонарушении и уплате штрафа за то, что мы не внесли себя добровольно в список иностранных агентов. Одно заявление они написали на меня как на директора, одно на организацию. В совокупности это 800 тысяч рублей штрафа. Я не знаю, что мы будем делать. Мы поборемся, конечно, а потом будем ходить с протянутой рукой.
«Мы продолжаем работать вместе как исследовательский коллектив»
Мы единственная организация-иностранный агент в регионе, что создает интерес к нашей деятельности со стороны соответствующих органов. Например, 25 декабря нам сорвали мероприятие. Мы проводили гендерно-феминистский квиз в городе. Это было с одной стороны рождественское мероприятие, с другой — просветительское. Мы пригласили из Владимира Татьяну Калинину, специалистку по образовательным технологиям и авторку этого квиза, сняли зал, пришло около двадцати человек. Ну и пришла полиция, которая объяснила свое появление тем, что якобы поступил звонок о нарушении масочного режима. Полиция стала проверять документы не только у меня, но и у присутствующих, спрашивать их, знают ли они, что они пришли на мероприятие иностранного агента. Посмотрели все слайды презентации Татьяны Калининой, долго спрашивали, почему на них не написано, что это презентация иностранного агента — хотя Татьяна Калинина никаким образом не является иностранным агентом, она просто наш гость. В общем, они сорвали нам мероприятие.
Н.З.: А какие были вопросы в этом квизе?
О.Ш.: Веселая викторина, связанная с проблемами эмансипации женщин, женской историей. Нужно было угадать автора высказывания о женщинах, что-то о женской моде, про забастовку женщин в Исландии. Просветительская викторина.
Н.З.: Возвращаясь к работе центра в течение 25 лет. Кто и на какие темы делал исследования в вашем центре?
О.Ш.: Это были в основном мои студенты, которые поступали ко мне в аспирантуру. Сейчас они делают научную карьеру, преподают в вузах. Центр был создан при историческом факультете университета, где я проработала 30 лет. Но мы перестали быть частью академического учреждения в 2016 году, поэтому у меня нет аспирантов. Когда меня попросили из университета, мне говорили, что история нашего центра подошла к концу. Оказалось — нет, потому что есть имя, есть научная репутация. Члены организации — мои бывшие аспиранты. Мы продолжаем работать вместе как исследовательский коллектив, общественная организация.
В основном, публикации наших участников связаны с историей женского движения: диссертации были посвящены французскому женскому движению, английскому парламентаризму. Сейчас есть специалист, который занимается социологическими опросами. Но в основном мы занимаемся образовательными проектами. Самый известный — это ежегодная Международная летняя школа гендерных исследований. В этом году будет 11-ая школа, которую мы будем проводить в Молдавии и она будет на тему «гендер и прекаризация». То есть будет посвящена гендерным аспектам изменений в сфере труда в связи с прекаризацией, которая обострилась во время ковида.
Люди сейчас все меньше привязаны к месту работы долгосрочными контрактами. Часто они сами формируют себе трудовую занятость, работая в нескольких местах. Это в определенной степени хорошо: вы можете распоряжаться своим временем и, может быть, больше зарабатывать. Но при этом вы лишаетесь социальных гарантий и выплат. В результате, когда вы перестаете работать, вы оказываетесь социально незащищенной. Похожая ситуация была в Соединенных Штатах конца 1920-х годов, когда страна процветала, и поэтому не было безработицы, были высокие заработки, люди могли оставить место работы, потому что квалифицированный работник мог найти место в другом штате. Но при этом не было социальной подушки, социального законодательства, и когда экономика крякнула, начались катастрофические последствия в социальной сфере, вплоть до голодных смертей и самоубийств, потому что люди оказались без защиты государства. Сейчас изменения на рынке труда тоже к этому ведут. И часто такую стратегию гибкой занятости выбирают именно женщины: работать по гибкому графику удобнее, когда у тебя домашние обязанности и дети. С другой стороны, крутиться как белка в колесе — это и для карьеры, и для социальной защищенности, и для будущего не очень хорошо. Прекарный труд также связан с миграцией, потому что мигранты тоже устраиваются на срочные контракты, очень часто без договоров, и часто работодатели их обманывают. И чаще всего эта дискриминация оказывается двойной для женщин.
Н.З.: В одном интервью вы упомянули об апроприации властью сферы гендерных исследований. Как это происходит?
О.Ш.: Это не касается исключительно нашей страны. Это есть во всех странах. Я говорила о культурной апроприации гендерных исследований. Фактически в России почти не осталось независимых центров гендерных исследований, которые в начале 2000-х еще были (все же есть уцелевшие и выживающие места; исследовательница Элла Россман составляет их карту, – прим. ред.). При этом создаются научные школы, названия которых содержат слово «гендерный». В Финансовом университете при Правительстве РФ Галина Силласте возглавляет научную школу «Гендерная и экономическая социология». Она с 1990-х годов в гендерных исследованиях, проводит большие конференции. При этом если почитать ее работы, то там видно: с ее точки зрения, есть гендерные исследования на Западе, которые про геев и лесбиянок, и есть гендерные исследования в России, которые очень хорошо коррелируют с традиционными ценностями и не «разрушают семью». Этого, конечно, быть не может, и это, мягко говоря, очень произвольная интерпретация гендерных исследований.
«само слово "феминизм" уже многим кажется неприличным и опасным»
Накануне пандемии в 2019 году я была на большой конференции в Братиславе. И там я беседовала с женщиной из Новосибирска, членом Общественной палаты, которая рассказала, что да, вполне можно получать и президентские гранты, например, на такие темы как «Женщины в STEM» (science, technology, engineering, math — наука, технологии, инженерия, математика, — прим. ред.), «Женщины в бизнесе». Государство считает перспективными и безопасными такие темы.
В этом году мне предложили выступить экспертом в проекте к 8 марта по заказу социальной сети «Одноклассники». Решили сделать виртуальный музей: десять предметов, которые являются символами женской эмансипации. Поскольку праздник 8 марта возник в начале XX века, то и предметы должны быть из начала XX века. При этом организаторки проекта попросили, чтобы в списке было не слишком много одежды. Я предложила среди прочего поместить информацию о прокладках и средствах контрацепции. Потому что как раз в это время появилась эта продукция, и она существенно изменила жизнь женщин. Мне сказали: такие вещи нельзя, слишком натуралистично, у нас консервативная аудитория, ее это может шокировать. То есть, с одной стороны, хорошо, что хотя бы раз в году общество обращается к проблемам женщин, и появляются интересные и разнообразные проекты с ними связанные, с другой — налицо усиление консерватизма в общественном мнении, когда само слово «феминизм» уже многим кажется неприличным и опасным. Вот и в этом проекте его попросили не употреблять.