Светлана Коваленко: «Обидели в одном месте? Она пойдет в другое»: историк Галина Ульянова о предпринимательницах в России XIX века

Иллюстрация: Варвара Гранкова

Галина Ульянова — доктор исторических наук и специалист по истории предпринимательства и благотворительности. В конце 2021 года в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла ее книга «Купчихи, дворянки, магнатки: Женщины-предпринимательницы в России XIX века». Писательница Светлана Коваленко поговорила с Галиной Ульяновой о том, как женщины вели бизнес в дореволюционной России.

Историков мало, вопросов много

Светлана Коваленко: Буквально на первых страницах своей книги вы пишете, что женское затворничество в XIX веке и влияние постулатов «Домостроя» — это миф. Как и почему сложился этот миф?

Галина Ульянова: Мифам легче чем научному знанию бытовать в сознании людей. Ведь люди думают, что если что-то существовало так давно, например, 150 лет назад, то значит это что-то отсталое, дремучее, замшелое. Например, условно говоря, что во времена Пушкина красавица в сарафане и кокошнике сидела в затворничестве в тереме и была полностью безгласным существом в своей семье.

Но, конечно, если перейти со сказочных на научные позиции, это совсем не так. Если мы посмотрим на структуру профессиональной занятости, то обнаружим, что в начале XX века женщины уже работали — учеными, врачами, учительницами, бухгалтерами. В четырех странах — России, Англии, Франции и США — с конца 1880-х годов были женщины-геологи, участвовавшие в экспедициях, писавшие научные статьи. Например, Мария Павлова (1854–1938), дочь врача из Черниговской губернии, училась сначала в женском институте в Киеве, а потом в Сорбонне, стала крупным палеонтологом. Евгения Соломко (1862–1898), уроженка Ярославля, окончила физико-математический факультет Высших женских курсов в Петербурге, потом была вольнослушательницей в Петербургском университете, в дальнейшем получила степень доктора философии и геологии в Цюрихском университете, автор ряда работ по петрографии и палеонтологии.

Когда мужчин-рабочих забирали на фронт, женщины больше работали на фабриках и заводах.

После революции 1917 года все больше женщин вовлекалось в профессиональный труд, но начало этому было положено во время Первой мировой войны. Когда мужчин-рабочих забирали на фронт, женщины больше работали на фабриках и заводах. Например, на одном из крупнейших российских текстильных предприятий — Трехгорной мануфактуре в Москве — в 1914 году, до войны, из 7392 рабочих было 59,5% мужчин и 40,5% женщин, а к 1917 году в связи с военной мобилизацией удельный вес женщин среди рабочих вырос до 44,3%, особенно среди ткачей — с 63% до 75%.

В 1930-е годы в России, когда создавался советский строй, были приняты законы для решения «женского вопроса», благодаря которым, фактически впервые в истории, были созданы условия труда для работающих женщин. Но не будем забывать, что в России существовали богатые дореволюционные традиции в этой области, венцом которых стало создание в 1913 году всероссийского Попечительства по охране материнства и младенчества (которое находилось под покровительством императрицы Александры Федоровны и развивало систему женских консультаций, молочных кухонь, медицинского обеспечения родовспоможения и др.). Так что создание в декабре 1917 года Отдела охраны материнства и младенчества (при Народном комиссариате государственного призрения) произошло не на пустом месте — новые советские институты унаследовали не только дореволюционное название, но и принципы действия в этой сфере. Итак, в раннюю советскую эпоху появились позитивные сдвиги в решении социальных задач — массово открывались детские сады, поликлиники, детские консультации, молочные кухни. Звучал призыв «избавить женщину от домашнего рабства». Все это развивалось в годы советской власти, которая просуществовала почти 75 лет — за это время выросло три поколения, родилось новое восприятие истории: люди считают, что были позитивные сдвиги на нашей памяти, но до них — не было ничего.

Я еще раз вернусь к оценке 75-летней советской эпохи и отношения к женщинам в обществе в это время. Надо понимать, что советская эпоха внутри была разнородная и очень менялась в зависимости от исторического периода. Одно дело — положение женщины в 1930-е, другое — в 1960-е. При изучении структура жизни поворачивается к исследователю незнакомой стороной, к тому же каждое поколение задает разные вопросы прошлому. Почему мы не всегда можем четко дать ответ на вопрос о том, что же происходило в прежние эпохи? Отвечу также иронически: еще и потому что историков мало, а вопросов для исследования много — что изучили, то и изучили.

Работа и материнство

С.К.: Как в XIX веке сочеталось право женщины на ведение бизнеса с гражданскими законами, а также с традиционным укладом жизни? Получается, в бизнесе у женщин было достаточно прав, но при этом женщины все равно должны были подчиняться мужу.

Г.У.: По мнению большинства женщина и сейчас должна подчиняться мужу. В идеале в семье должно быть равноправие, но в силу чисто биологических факторов женщина тратит силы на деторождение, то есть перед ней стоят не только задачи участия в общественном производстве, поддержания экономики своим трудом, но и другие, грубо говоря, чисто биологические задачи. Это все — большие физические и психические нагрузки, контролировать момент равноправия не всегда удается. Может быть, поэтому человечество сейчас все время размышляет над тем, что эмансипация в ХХ веке дала женщинам, а что — отобрала.

С.К.: А как вы считаете, что эмансипация дала женщинам, а что — отобрала?

Г.У.: Эмансипация повышает самоценность женщины как трудящейся личности. Человек, который сам зарабатывает деньги, — свободен. Людям важно видеть свою самоценность в течение жизни, показывать ее окружающим. А деньги — инструмент, который помогает достичь высшего уровня независимости, внутренней свободы и в конечном счете — счастья.

Но при этом большинству женщин приходится совмещать работу и материнство — это серьезная проблема в любую эпоху. Или женщина должна быть очень здоровой и организованной, или для нее это будет очень тяжело.

В Советском Союзе все-таки существовала система защиты материнства и детства, пусть и не самая лучшая. После падения СССР, в 1990–1991 годах эта система обрушилась: детские пособия стали микроскопическими, образовалась нехватка детских садов, декретный отпуск с пособием от государства стал миражом в условиях инфляции. В результате наблюдалось рекордное снижение рождаемости в 1993–2010 годах (на 40–45% по сравнению с концом 1980-х годов) — а ведь это тоже трудное решение для большинства женщин.

Людям важно видеть свою самоценность в течение жизни, показывать ее окружающим.

Второй фактор ослабления позиций женщин в 1990-е — изменение рынка труда. В 1990–2000 годах, с закрытием многих советских предприятий и отменой института прописки, усилилась миграция — люди переезжали в большие города, где была работа и перспектива самореализации и заработка. После переезда было необходимо арендовать недвижимость — то есть женщины были вынуждены работать на аренду квартиры, а на себя и на личную жизнь время оставалось не у всех. Хорошо, если женщина способна реализовать себя в работе, тогда нехватка времени на материнство воспринимается не так болезненно. Но для некоторых женщин это травматичный опыт, не все выдерживают такой ритм, так как запас психического ресурса у всех разный.

Подводя итог этим размышлениям, можно сказать, что эмансипация — в разные эпохи и в разных вариантах — дала широкие возможности для реализации себя в профессиональном плане, но какие-то бытовые вопросы все равно остаются. Даже сейчас, если родители не обеспечили девушку квартирой и минимальным объемом содержания на первом этапе профессионального становления, то ей, конечно, будет трудно.

Не волнуясь о чужом мнении

С.К.: Если говорить о XIX веке, как общество относилось к женщинам, которые выбрали путь предпринимательства, но при этом совмещали обе роли — руководителя в бизнесе и одновременно жены и матери?

Г.У.: Как правило, это были женщины с очень сильным характером, а значит — их не особо волновал вопрос, как их воспринимает обывательская масса. Если девочка родилась в купеческой или даже небедной мещанской семье, часто ее родные владели каким-то предприятием — кожевенным заводом, текстильной фабрикой, мыловаренной фабрикой — она росла и наблюдала, как ее отец занимается бизнесом.

В случае, если в семье не было сыновей, а девочка обладала деловыми качествами, отец готовил дочь к предпринимательской деятельности, вводил ее в курс дела. Как показывают мемуары XIX века, в детском и подростковом возрасте девочек в купеческих семьях обучали приглашенные на дом учителя. Исторические источники свидетельствуют об этой практике довольно рано (вопреки нашим предположениям) — с 1830-40-х годов, начиная же с 1840-х годов девочки могли ходили в городские начальные училища, которые существовали во всех крупных городах.

С.К.: Училища могли посещать только дворянки и купчихи (зажиточные сословия) или образование было доступно для всех сословий?

Г.У.: Для всех. Училище — это начальная школа, которая включала в себя три или четыре года обучения. Обучение было бесплатным, любой горожанин при желании мог записать туда своего ребенка. Что интересно, по мемуарам видно, что многие дети, в том числе девочки, поступали в училище в возрасте 6–8 лет и уже умели читать, знали грамоту и буквы. Для девочек были также девичьи частные пансионы, были школы рукоделия и домохозяйства, где наряду с общеобразовательными предметами обучали рукоделию. В Москве в 1840-х годах было всего 127 начальных и средних учебных заведений, из них для девочек или смешанных — 60. То есть при желании девочки даже из небогатых семей могли получить школьное образование.

С.К.: Почему девочек реже отдавали учиться?

Г.У.: Я думаю, это связано с тем, что семьи были многодетными, девочки должны были помогать по хозяйству, ухаживать за младшими детьми. Традиции приоритета подготовки девочек только к ведению домашнего хозяйства менялись очень медленно. Но при этом многие семьи были нацелены на то, чтобы дать образование всем детям в семье — мальчикам и девочкам.

Например, купцы Найденовы из Москвы, которые жили в Москве с 1764 или 1765 года, владели красильной фабрикой с 1816 года и с того же времени перешли из крепостных крестьян в купцы 3-й гильдии. Сначала семья была небогатой, но несмотря на отсутствие финансовых возможностей представитель второго поколения и сын бывшего крепостного крестьянина Александр Егорович Найденов (1789–1864) в детстве обучался в Москве в приходском училище при церкви Мартына Исповедника, а позже постоянно занимался самообразованием: изучал французский язык, выписывал газеты «Московские ведомости» и «Русский вестник», покупал книги (включая энциклопедии) на русском и французском языках. Он, руководя своей фабрикой, тянулся к знаниям, читал книги, собирал библиотеку, в связи с чем и решил обучить каждого из семерых своих детей, включая трех дочерей.

Традиции приоритета подготовки девочек только к ведению домашнего хозяйства менялись очень медленно.

Что касается культурной атмосферы в семье Найденовых, перешедшей из крепостного крестьянства в купечество, то Н. А. Найденов отмечал, что его отец стремился из своей среды «к достижению целей более возвышенного свойства». Уже в конце XIX века один из его сыновей — Николай Александрович Найденов — стал председателем Московского биржевого комитета, крупным коммерсантом. В мемуарах он с большим уважением к родителю писал, что одной из главных забот его отца было «дать детям возможное по мере средств образование, что в то время [в 1840-х — 1850-х годах — Г.У.] далеко не составляло такого явления, которое теперь считается обыкновенным». А. Е. Найденов, после предварительного домашнего обучения, отдал семерых детей — сыновей Виктора, Николая, Александра и Владимира, и дочерей — Анну, Ольгу и Марью, в мужское и женское училища при Петропавловской лютеранской церкви. Речь тут идет об училище при кирхе святых Петра и Павла — это в Старосадском переулке, неподалеку от метро «Китай-Город». Для нас важно, что в 1840–1850-е годы все три дочери этой небогатой купеческой семьи ежедневно посещали занятия в Петропавловском женском училище. А там преподавали такие предметы: немецкий, русский, французский, латинский и греческий языки, арифметику, алгебру, геометрию, географию, историю, физику, рисование и чистописание, и в старших классах — бухгалтерию и коммерческую арифметику.

Интересный факт? Конечно. И совсем неизвестный до того, как я стала анализировать мемуары Н. А. Найденова, чтобы понять каким было образование его сестер.

Право наследования 

С.К.: То есть часто девочек воспитывали, зная, что они могут стать наследницами семейного дела?

Г.У.: Да, образование было нацелено именно на это. Но даже если они не наследуют фабрику, то должны уметь управлять городской или сельской усадьбой — «вести дом». Пару лет назад в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга американской исследовательницы Кэтрин Пикеринг Антоновой «Господа Чихачёвы. Мир поместного дворянства в николаевской России». В этой книге подробно рассмотрена история семьи дворян Чихачёвых в течение примерно 50 лет (1820–1875). Чихачёвы жили в имении между Ковровом и Шуей во Владимирской губернии. Каков был источник их доходов? Чихачёвы растили зерно и лен для собственного потребления и на продажу. В описываемый период у супругов в собственности находилось от 240 до 350 «душ» мужского пола.

Кэтрин Пикеринг Антонова помещает историю семьи Чихачёвых в транснациональный контекст, сравнивая распределение гендерных ролей с семейными моделями прежде всего викторианской Англии, а также Соединенных Штатов, Франции, Восточной Европы. Она показывает, что в России в имперский период (XVIII–XIX века) не всегда в семье применялась модель мужского доминирования. В семействе Чихачёвых у жены Натальи было свое имение, у мужа Андрея — свое (Дорожаево и Бордуки), и поскольку жена очень любила управлять делами, получилось так, что они поменялись ролями. Она руководила хозяйством, он — занимался детьми (читал с ними книги, контролировал их обучение гувернерами), писал для газет и журналов, и никто не видел в этом ничего удивительного. Так что управлять бизнесом или другой хозяйственной единицей для женщин было обычным делом.

Пример Чихачёвых, где хозяйством распоряжалась супруга (источником сведений об этом стали сохранившиеся подробные дневники и хозяйственные книги за 1835–1837 годы, которые вела Наталья Чихачёва), еще раз подтверждает значительное влияние женщин в сфере управления хозяйством. Важен и тот момент, что такое распределение ролей не мешало нежным отношениям между супругами. Брак Чихачёвых продлился 46 лет, и когда Наталья умерла в 1866 году, овдовевший Андрей Чихачёв сильно горевал. Вспоминая супругу на страницах дневника, он нежно называет ее «незабвенная моя голубушка, старушка-радетельница моя».

С.К.: Наследование было самым доступным и очевидным способом владения бизнесом для женщин?

Г.У.: Да, наиболее распространенным. Причем наследование было двух видов — от родителей или от мужа. И тут были различия в дворянской и купеческой среде. Купчихи в 50% случаев наследовали от мужа, а от родителей меньше. У дворянок наоборот — в 50% случаев они наследовали собственность, включая предприятия, от родителей, и только в 20% от мужа. Это объясняется тем, что дворянское имущество считалось родовым, переходило от поколения к поколению и не должно было перейти в другой род. Если женщина унаследовала от отца родовое имение, то сама им и управляла — формально муж не имел на него прав.

Скопив капитал

С.К.: Женщины могли открыть свой бизнес с нуля?

Такой путь тоже был. В книге я рассказываю о случае купчихи Натальи Носовой, которая в 34 года осталась вдовой с пятью детьми в возрасте от четырех до тринадцати лет. Носова вначале шесть лет, с 1823 года, занималась небольшой торговлей — продавала муку, но в 1829 году, скопив некоторый капитал, решилась на создание фабрики драдедамовых платков. В итоге за 20 лет фабрика стала одним из крупнейших суконных предприятий России. Кстати, она просуществовало 180 лет и закрылась только 10 лет назад, в конце 2000-х годов (очень жаль).

Для того, чтобы начать производство, Носова подала заявление генерал-губернатору. Она сообщала, что хочет завести фабрику: производство будет располагаться в таком-то помещении и по такому-то адресу, будет задействовано такое-то количество рабочих; будет использовано такое-то сырье и такие-то механизмы, а также объявила сумму имеющегося у нее капитала.

Женщины должны были быть очень уверенными в себе, чтобы взаимодействовать с бюрократией.

Кроме того, Носова сообщала, как будут утилизироваться отходы этой фабрики, ведь для производства ткани необходимо большое количество воды, причем отработанную жидкость нельзя было просто сливать в реку — в Российской Империи действовали законы, регулировавшие экологические аспекты производства. Важно было и отсутствие сильного неприятного запаха, а также запрещалось использование взрывчатых и огнеопасных веществ.

Я рассказываю все это, чтобы показать, что эти женщины должны были быть очень уверенными в себе, чтобы взаимодействовать с бюрократией при создании и функционировании предприятий. После подачи заявления начинались всякие проверки, например, архитектор из канцелярии московского генерал-губернатора приходил осматривать предполагаемое под фабрику здание. Архитектор составлял справку о том, что здание подходит: каменная кладка, нет опасности пожара, работают вытяжки, есть условия для содержания рабочих и так далее. Если архитектор давал положительное решение, то вслед с проверкой приходила полиция. Иногда проверки тянулись долго — несколько месяцев, но около 80% заявителей получали разрешение. Я нашла в архиве десятки, даже сотни, заявлений от женщин, которые в 1820-х — 1880-х годах стремились открыть фабрики и заводы.

Так Носова устроила фабрику, которую регулярно расширяла. Уже в 1860-х годах, когда фабрику унаследовали ее сыновья, предприятие выполняло важные правительственные заказы — вырабатывало мундирные сукна и изготавливало флотские рубашки.

В книге я рассматриваю еще пару случаев, когда предпринимательницы подавали заявления на открытие предприятий. Одной женщине, мещанке Матрёне Косцовой, запретили в 1830 году организовать красильное производство «у Новоспасского монастыря за Таганкой, на берегу Москвы-реки» из-за сильного запаха, который помешал бы соседям. Комиссия для строений в Москве, действовавшая при генерал-губернаторе, ответила на заявление Косцовой, что ей строжайше запрещено устраивать красильню, поскольку есть положение Комитета министров 1826 года, по которому «постройку красилен внутри столицы допускать не велено». Более того, полицмейстеру Верещагину было дано указание «иметь неослабное наблюдение, чтобы… Матрена Косцова в доме своем никаких заведений, смрад и нечистоту производящих, не производила».

В Российской Империи была строгая регламентация по части промышленного производства, например, власти хотели закрыть кожевенный завод Натальи Бахрушиной — бабушки основателя театрального музея Алексея Александровича Бахрушина, — потому что Бахрушины сливали дубильный раствор из-под кожи в Москву-реку. К ним пришла проверка, и Бахрушины были вынуждены купить специальные очистные машины за большие деньги, чтобы удовлетворить требованиям государственных законов. Таких случаев было очень много.

Из крестьянки в купчихи

С.К.: Сейчас мы говорим о женщинах из таких сословий, как дворянство, купечество, мещанство, то есть про лично свободных людей, но в книге вы упоминаете среди предпринимательниц, в том числе, крепостных крестьянок. Они тоже могли заниматься бизнесом?

Г.У. Могли, если договаривались с помещиком. В Российской Империи внутри крестьянства было две наиболее многочисленных группы — помещичьи крестьяне, которые принадлежали помещику и работали на помещика, и государственные крестьяне, включая экономических, которые работали на государство. Государственные крестьяне были лично свободны. А вот помещичьи крестьяне были лишены личной свободы — если крестьянка хотела перейти в город, она должна была вначале договориться с помещиком, потом выплатить деньги помещику (за выход из его крепостной зависимости), деньги (пошлину) государству. Только после этого она могла переехать в город и, например, заняться ремеслом или торговлей.

Пока у нее был маленький доход от своего ремесла, она могла состоять в ремесленном цехе или в мещанстве, когда доход становился немалым — могла и в купечество поступить. Например, такое дело мне попалось в архиве — сказано, что крестьянка помещика Жеребцова Анна Анисимова приехала в Москву и в Рогожской части устроила мастерскую по размотке шелка из коконов, у нее было четыре работницы-женщины и один работник-мужчина, хотя сама она по статусу крепостная. Это 1825 год. Или другие примеры — в Москву приехала из Угличского уезда Ярославской губернии и торгует в Тверской части овощным товаром Анна Арсеньева, крепостная крестьянка графа Шереметева. Это 1846 год. Она могла выкупиться и до реформы 1861 года, если хватало денег на уплату помещику. Крестьянка Татьяна Мякушина того же помещика из того же уезда торговала в это же время овощами и мукой в Хамовниках. То есть случаи участия в бизнесе крепостных крестьянок, живущих в городах, далеко не единичные.

С.К.: Откуда у крепостной крестьянки могли быть деньги?

Г.У.: Существовало два вида повинности помещику — барщина и оброк. Оброк — это денежная или товарная уплата налога или ренты. Барщина — выполнение работы на помещика. Как это было устроено? Крестьянин, например, живя в деревне, работал в поместье хозяина шесть дней в неделю — три дня на помещика, три дня на себя на собственном поле. Обычно в помещичьем имении у помещика было 70% земли, у крестьян 30%. Крестьяне сеяли рожь, пшеницу, другие злаковые — частично себе на пропитание, частично они могли продавать зерно. Но получается, что они должны были вырастить зерно и для помещика на его поле, и для себя на своем поле — это очень тяжелый труд. А крестьянские семьи — огромные, надо постоянно трудиться для того, чтобы всех прокормить.

Некоторые крепостные крестьяне договаривались с помещиком и уходили в город на оброк, где могли работать кем угодно — строителями, малярами, кучерами, грузчиками, наемными рабочими на фабриках, даже могли заняться собственным бизнесом — наладить какую-то торговлю или открыть мелкую мастерскую. Крестьяне получали за работу деньги. Каждые полгода или год к ним в город приезжал староста деревни и собирал оброчные деньги, чтобы отвезти помещику. Некоторым крестьянам удавалось накопить достаточно денег, чтобы заплатить выкуп, и помещик отпустил их насовсем, хотя изучая архивные материалы, мы видим, что крестьянам удавалось заводить фабрики и предприятия даже тогда, когда они еще числились крепостными, а после выхода от помещика, через пару лет, крестьяне уже были купцами третьей гильдии и продолжали свое дело.

В этих случаях женщина тоже могла быть главой семьи, а некоторые женщины — я находила документы в архиве — и вовсе были одинокими незамужними и тоже переезжали в город и начинали свой бизнес, обычно мелкий.

Например, крестьянка могла быть золотошвейкой — вышивала золотой нитью одежду, сарафаны или кафтаны, была хорошей мастерицей. Она отпрашивалась на оброк, в городе ее предварительно брали работать в мастерскую, но она должна была зарегистрироваться, что приехала в город, получить свидетельство на право ведения промысла.

Крестьянка работает, потихоньку накапливает деньги, если она талантливая вышивальщица, то хозяйка мастерской может взять крестьянку как делового партнера, либо же крестьянка со временем может отделиться от хозяйки, если у нее есть возможность самостоятельно платить налог и получить свидетельство. При хороших оборотах крестьянка выкупается от помещика, переходит в мещанство, а затем становится купчихой третьей гильдии. Например, в ревизских сказках 1795 года по Москве я нашла такую предпринимательницу — третьей гильдии купчиха, 22-летняя «девка» Марья Наумова «рукомесло имеет шитье в тамбуре золотом» (то есть вышивала тамбурным швом). До 1793 года Марья Наумова была крепостной, но затем была отпущена на волю от своей помещицы Е. П. Барятинской «из дворовых девок», то есть из работавших в доме помещицы, например, в швейной мастерской. Согласитесь, что неожиданно встретить уже в конце XVIII века такую самостоятельную молодую незамужнюю мастерицу-предпринимательницу? Она сумела в 20-летнем возрасте выкупиться на волю и начать свое вышивальное дело.

С.К.: Вы находили много таких случаев?

Г.У.: Что удивительно — немало, мы наблюдаем эти случаи еще с конца XVIII века, но трудно искать документы, которые это подтверждают.

Например, в первой половине XIX века женщины вели банный бизнес. В Москве и других крупных населенных пунктах городское управление следило, чтобы было достаточно общественных бань для простонародья. Почти в каждой части города существовали городские «торговые бани», принадлежавшие городу и отдававшиеся городской властью на откуп арендаторам (что приносило немалый доход в городской бюджет). Среди желающих стать арендатором проводились торги, после которых бани отдавались в аренду на пять-десять лет. Владелец раз в год платил государству большую сумму в качестве налога, а остаток дохода забирал себе.

На торгах желающие предоставляли что-то вроде бизнес-плана, они обозначали на каких условиях готовы содержать баню: сколько готовы платить городскому управлению, какова будет стоимость входа, как будут соблюдать гигиену, откуда брать воду и так далее. На каждую баню было от трех до пяти желающих, и среди них обычно всегда были женщины из разных сословий. В Москве такими арендаторами бань были, например, мещанка Катерина Соколова (это 1819–1820 годы), купчихи Устинья Шмелева и Прасковья Челышева (1840-е годы).

Женщины, которые занимались бизнесом, были очень бесстрашные.

Еще пример: в 1840-е годы 26 рестораций (из имевшихся в Москве 180-ти), семь трактиров (из 49-ти), 11 харчевен (из 80-ти) содержали женщины, среди которых были преимущественно купчихи, одна дворянка, мещанки, а также три «жены вольных хлебопашцев» (то есть свободных крестьян), которые брали купеческое свидетельство, чтобы получить право заниматься бизнесом и платить гильдейскую пошлину (своеобразный налог). Таким образом, около 14–15% московского общепита (выражаясь современным языком) было в управлении женщин-предпринимательниц. Это очень серьезная цифра.

С.К. Существовали ли какие-то предубеждения в отношении этих женщин или они выигрывали тендеры полностью на равных?

Г.У.: Женщины, которые занимались бизнесом, были очень бесстрашные. Какие могут быть предубеждения, когда она ради своей цели способна «пробить стену»? Если женщина решила владеть баней, ресторацией или получить разрешение на фабрику, она будет бить в одну точку, пока не получит свое.

В архиве я встречаю случаи, начиная со второй четверти XIX века, когда женщины подают заявление из года в год, несмотря на отказы властей. В бизнесе, как и в любом деле, ты ничего не получишь без упорства и целеустремленности.

Женское дело – любое

С.К.: Если говорить о стиле ведения бизнеса, то здесь существовало какое-то различие между мужчинами и женщинами?

Г.У.: Никаких явных различий нет. Единственное разграничение такое — я делала подсчеты по количеству оборудования на одно предприятие, женщины вели бизнес более прогрессивно: стремились иметь более современное оборудование, быстрее воспринимали технические инновации. Возможно, это связано с большей гибкостью в ведении дел, потому что если у них что-то не получается, они будут искать другой выход. Если мужчина чаще будет действовать в лоб, то женщина — хитростью.

С.К. Были ли какие-то сферы бизнеса, которые считались традиционно женскими?

Г.У.: Сначала у меня была гипотеза, что женщины больше проявляли себя в таких отраслях, как текстиль и парфюмерия, но потом оказалось, что ничего подобного. В XIX веке по российской промышленной статистике я не увидела разграничения на сферы более женские и более мужские, говоря научным языком, феминизированные и маскулинизированные. Предприятия в XIX веке часто работали по такой схеме: руководитель — женщина, рабочие — мужчины, так как производство было связано с ручным трудом и требовало большой физической силы.

Женщины на производстве могли быть заняты только легкими работами, например, расщеплять пух или подготавливать нитки. Так что никакого отраслевого разделения я не обнаружила, более того, женщины заведовали очень «мужскими» предприятиями, например, кузницами: некоторые получали их в наследство от отца или мужа, а некоторые заводили самостоятельно.

Опять поделюсь своими архивными находками. По данным за 1838 год в Москве, в Якиманской части, мещанке Прасковье Федоровой принадлежала кузница, где работали два взрослых кузнеца и два подростка-подмастерья, в Басманной части у мещанки Елены Волковой было «кузьнечное» заведение (работники — 6 взрослых мужчин и 4 подростка). Мещанка Наталья Иванова в Якиманской части владела «медным» заведением — два взрослых рабочих и четверо подростков изготавливали на нем котлы, кастрюли, сковороды, прочую медную посуду. Эти сведения совершенно ломают стереотипы о домашнем затворничестве женщин и «торжестве Домостроя», свидетельствуя о включенности женщин-предпринимательниц во все сферы производства.

С.К.: Получается, в XIX веке женщины имели равные с мужчинами права в ведении бизнеса, почему же тогда женщины были ограничены в правах на образование и работу?

Г.У.: Не совсем корректно говорить, что женщины были ограничены в правах на работу, вернее сказать, что в профессиональной сфере почти до последней трети XIX века женщины были ограничены в правах на квалифицированный труд, потому что влияли общественные стереотипы — в университетах раньше учились только мужчины, в правительственных учреждениях всегда работали мужчины, брать женщину на работу было как-то непривычно. Внедрение женщин в сферу квалифицированного труда во всем мире было медленным процессом.

В некоторых отраслях, например, в текстильной, малый удельный вес женщин в первой половине XIX века объяснялся тем, что женщина физически более слабая, а работа на ручном станке требует большой мышечной силы. Все ткачи были мужчины.

Женщина выходит на карьерную арену с началом механизации производства, но это был очень постепенный процесс, потому что общество консервативно, людям проще, когда все остается на своих местах — пусть женщина рожает и ведет свое маленькое домашнее хозяйство — готовит, убирает, ухаживает за домашней скотиной.

С.К.: С чем связано, что женщины стремились в бизнес задолго до возможности получать образование и заниматься квалифицированным трудом?

Г.У.: Прежде всего это стремление к выживанию, потому что предпринимательство — не хобби, а источник дохода. Часто женщина-предпринимательница содержала семью, особенно если становилась вдовой и главой семейства. Однако в бизнесе были не только вдовы — среди случаев, которые я описываю в книге, были и одинокие женщины, без мужа и детей: не сложилось устроить семью, например, не встретила человека, который подходил в мужья, или сознательно не стремилась к замужеству – таких женщин в любые эпохи 10–20%. В такой ситуации фабрика, торговый бизнес — средство не только для пропитания, но и для человеческой реализации. Если женщина до 30 лет не вышла замуж, люди могут злословить в ее адрес, но если у нее есть фабрика и деньги — кто и что может ей сказать? Она состоявшаяся личность.

Это практически схоже с тем, что мы имеем сейчас. Мне кажется, чем больше перед женщинам препятствий, тем с большим упорством, вопреки обстоятельствам, женщины стремятся их преодолеть. Я сужу по характерам современных женщин — сломленных среди них очень мало, в основном женщины борются за свое место в профессии, в личной жизни. Обидели в одном месте? Она пойдет в другое и будет доказывать окружающим и самим себе, что она полноценный, грамотный, хороший, полезный для общества человек. Кроме того, многих женщин не особо волнует чужое мнение и это правильно. Если все время думать, что о тебе скажут, можно застыть и перестать двигаться вперед.