Анна Косинская: Почему женщинам трудно говорить о своих достижениях? Настя Красильникова – о флешмобе #яэтогодостигла
Иллюстрация: Катя Коновалова
Журналистка Настя Красильникова — создательница телеграм-канала «дочь разбойника», документального веб-сериала о насилии над женщинами «Хватит!» и одноименного подкаста — недавно запустила в своем инстаграме флешмоб #яэтогодостигла и предложила женщинам рассказать о своих успехах. Зачем нужен такой проект, что мешает признавать свои достижения и при чем тут корпоративная культура? С Настей Красильниковой беседует Анна Косинская.
Анна Косинская: Идея твоего флешмоба #яэтогодостигла — декларировать собственные достижения. Почему для тебя это оказалось важным именно сейчас?
Настя Красильникова: Я много разговаривала об этом с подругами и читательницами и подумала, что это необходимо более или менее всем женщинам — научиться признавать свои достижения и говорить о них. Если ты читала посты по хэштегу #яэтогодостигла, то видела, что почти все говорят о себе как бы немного извиняясь. Меня такая ситуация расстраивает. Я вижу, насколько легче говорить о себе мужчинам, и мне хочется, чтобы и женщинам это давалось легко.
А.К.: Я следила за флешмобом, и меня заинтересовало вот что: большинству участниц около тридцати. Как ты думаешь, есть ли в этом какая-то закономерность?
Н.К.: Я не думаю, что стоит искать особый смысл — это просто моя аудитория. Возможно, это возраст, когда появляется больше ресурса на то, чтобы думать о себе, и важность этих мыслей вдруг выходит на первое место. Или хотя бы на заметное место в списке твоих приоритетов. Это только предположение.
А.К.: Какие истории по хештегу тебе запомнились?
Н.К.: Мне по-настоящему понравились все, причем удивительным образом даже те женщины, которые в целом не разделяют мою повестку, почему-то тоже решили поучаствовать. Меня впечатлило, что моя знакомая Настя Данилова, онколог, тоже с трудом говорила о своих достижениях. Казалось бы, врач, тем более такой сложной специальности, — это то, что безо всяких сомнений признается как заслуга. Меня удивило, что даже Насте это было сложно.
Все женщины великолепны. И оказалось, что совершенно необязательно располагать себя на шкале относительно общего представления об успехе — это, собственно, то, чего я хотела. Нет никого из списка Forbes, кто поучаствовал бы в этом флешмобе, у всех достижения разные, и у некоторых они скорее внутренние, чем внешние. Это список твоих внутренних успехов, которые позволяют тебе лучше жить.
А.К.: Ты считаешь, что мужчинам говорить о себе и своих достижениях проще. Тебе не кажется, что установка «хвастаться нехорошо» общая для всех в нашей стране?
Н.К.: Мои аргументы строятся исключительно на моих наблюдениях. Не существует никаких исследований, которые бы мне попадались, о том, как мужчины и женщины рассказывают о своих успехах. Мои наблюдения подсказывают, что действительно мужчины делают это гораздо чаще и гораздо легче.
Мне кажется, что причина очевидна: мужчин воспитывают иначе, чем женщин. Мальчикам родители в детстве говорят: «Ты сильный, ты смелый, ты должен быть успешным, ты должен достигать». С гендерной социализацией, которая приписывает мужчинам необходимость быть успешными, гораздо проще эти успехи потом присваивать.
Конечно, все люди разные, и многие мужчины чувствуют себя самозванцами. Однако, в моем информационном пузыре гораздо больше тех, кто вообще не стесняется говорить о своих успехах. Я не считаю, что это плохо. Просто мне хочется, чтобы женщины тоже могли присваивать себе свои достижения и публично о них говорить.
А.К.: Как ты разговариваешь с сыном о его успехах?
Н.К.: Разговариваю с ним исключительно о животных и о том, поедет ли он сегодня к бабушке или пойдет в детский сад. В нашем общении успехи пока не появились, и не знаю, появятся ли. Недавно писала пост про то, что я не оцениваю его в сравнении с другими детьми и не соревнуюсь с другими родителями. Сына своего я ни в этом смысле, ни в каком другом не «воспитываю», я хочу, чтобы у него было классное детство. И гендерного в этом не так уж много.
А.К.: Я составила список своих достижений довольно легко, но опубликовать не решилась. Признать свои достижения, по-моему, проще, чем поделиться проделанной работой или опубликованным материалом. Почему это так?
Н.К.: У меня тоже такое часто бывает. Когда меня отмечают, чтобы рассказать о моих проектах, я не могу это репостить — мне сложно. Иногда я себя заставляю, но в 90 процентов случаев этого не делаю. Думаю, смысл в том, что нет такой привычки — это кажется чем-то противоестественным. Зато есть убеждение, что девочка должна быть скромной и хвастаться нехорошо. Твое желание поделиться результатом своей работы тоже воспринимаются как хвастовство, потому что нас так научили. И эта установка крепко держит нас. Сложно признавать, что ты деятельная, классная, что ты много умеешь, что ты ценный человек. Когда я слышу такие сомнения от своих подруг, мне становится жутко обидно за них, я понимаю, что так быть не должно. А к себе претензий больше. Если оптику настроить не на себя, а на окружающих людей, то станет понятно, что ты хочешь, чтобы подруги рассказывали тебе и всем о том, что они сделали, особенно если их труд ценный и важный. Мне это очень помогает. Я думаю, что бы я сказала Даше, Олесе или Маше, если бы мы с ними вели такой разговор? И когда я после этих мыслительных упражнений задаю такой вопрос себе, мне проще на него ответить.
А.К.: А что нужно поменять на уровне системы, какие рычаги в обществе можно подергать, чтобы ситуация начала меняться?
Н.К.: Было бы неплохо на работе и вообще в корпоративной культуре замечать не только промахи, но и успехи. У нас считается, что если работа сделана хорошо, то все так и должно было быть. Но каждая работа, сделанная хорошо, — это история, труд и усилия, которые важно замечать. Многие компании меняются в эту сторону, но далеко не все. Моя любимая тема в последнее время — про то, как работодатели и клиенты общаются с сотрудниками и исполнителями. Это общение часто построено на иерархии, унижении, поливании грязью и невыполнении обязательств.
Подобное отношение возникает из-за беспощадной к людям, и к женщинам в том числе, корпоративной культуры. Не говоря уже о том, что женщин постоянно дискриминируют на работе: перебивают на рабочих совещаниях; вместо того, чтобы их слушать, заставляют их делать заметки; просят приготовить кофе и нарезать колбаску. Конечно, когда тебя все время опускают до уровня обслуживающего персонала, сложно думать и говорить о своих достижениях.
А.К.: Ты упомянула, что есть компании, которые меняются. Есть ли у тебя перед глазами примеры, где действительно что-то сдвинулось?
Н.К.: Я думаю, некоторые мои читательницы, те, кто работает в филиалах западных корпораций в Москве, могли бы такое рассказать. Если ты работаешь в любой европейской компании, то расшаркивания типа «You did a great job», «It’s highly appreciated» — это все часть культуры. Существуют специальные схемы, по которым дают фидбэк, чтобы мотивировать сотрудников.
Это то, за чем я, например, пристально слежу в своей работе, когда как редактор работаю с авторами. У них меняется отношение к тому, что они делают, когда они понимают, что работы еще много, еще надо переписывать сценарий или текст, но уже проделанная работа очень ценна. Все эти усилия окупаются, потому что людям приятнее с тобой работать, людям интереснее делать свою работу, у них повышается мотивация, крепнет самооценка. И в целом это хорошо сказывается на отношениях «начальник-подчиненный» или «редактор-автор».
А.К.: Давай отмотаем немного назад: когда и как феминизм стал для тебя не просто личным выбором, но и частью работы?
Н.К.: Я себя сначала не называла феминисткой. Просто была поражена тому, как с женщинами разговаривают в изданиях для женщин. Мне стало интересно это исследовать. Это случилось от сильнейшего приступа ярости после того, как я прочитала заметку в уже почившем журнале Allure. Я так обалдела от тона и выражений, которыми она была написана, что я решила куда-то выплеснуть свою ярость. Так появился телеграм-канал «дочь разбойника».
А потом меня стали называть феминисткой, и я подумала, что раз так получается, то окей. Со временем в моих рабочих интересах большую часть повестки стали занимать женщины. Тогда я работала заместителем главного редактора «Афиша Daily» и занималась всей социальной повесткой. Быстро стало понятно, что права женщин и то, что вообще происходит с женщинами, — это большая часть этой социальной повестки. Постепенно права женщин вытеснили все остальное из моей профессиональной жизни. И так получилось, что это стало востребовано извне, — то есть мой внутренний порыв и необходимость этим заниматься встретились с некоторым запросом от окружающих. Всем стало интересно снимать про женщин, говорить про женщин, делать материалы про женщин, обсуждать дискриминацию.
А.К.: А тебе мешает или помогает, что твои личные установки так плотно переплетены с работой?
Н.К.: С технической стороны, безусловно, помогает, потому что это, например, облегчает мне доступ к героиням. Мне не нужно долгое продюсирование, чтобы достать нужную женщину и рассказать историю или проиллюстрировать какую-то мысль. С ментальной точки зрения это, конечно, большая нагрузка, потому что работа не заканчивается никогда и постоянно остается со мной.
А.К.: Не испытываешь ли ты страха перегореть однажды?
Я уже выгорала. Для меня «выгорание» — это не просто слово для описания своих ощущений, а психиатрический диагноз. У меня он стоял, и я его вылечила с помощью своего психиатра, таблеток, которые он мне назначил, и психотерапии. И я продолжаю следить внимательно за своим ментальным здоровьем. Периодически это бывает проблемой. Например, когда я захожу в инстаграм посмотреть красивые картинки и вижу, что меня тегнули под тремя постами, в которых описывается убийство женщины. При этом я понимаю, что иначе это работать не может. Наверное, то, что у меня есть — а у меня есть много ярости и желания изменить базовое отношение к женщинам, — это то, что нужно пускать в дело. А дело идет, и я вижу результаты. Поэтому это, конечно, проблема, но останавливаться я не собираюсь.
А.К.: Расскажи про результаты? Были ли в твоей жизни случаи, когда ты написала пост, и это изменило жизнь или переломило ситуацию?
Н.К.: Есть одна такая история, о которой я не могу рассказывать. Зато есть много историй, когда после постов в канале снимают сексистскую рекламу, редактируют сексистские заметки, — такое происходит очень часто. Огласка работает. Мне приятно видеть, что мое возмущение разделяет все больше людей. Я получаю сообщения от читательниц: «Благодаря вашему каналу мой муж стал профем». Это тоже достижение, мне кажется. Но часто бывают и обратные ситуации: когда мне кажется, что сейчас я делаю что-то такое, чтобы исправить несправедливость, а исправить эту несправедливость не получается вообще никак. И это очень меня фрустрирует.
А.К.: Что сильнее — радость от того, что что-то сработало, или фрустрация?
Н.К.: Фрустрация, конечно, гораздо сильнее.
А.К.: Бывало ли, что компании не просто молчаливо исправили что-то после публикации в канале, а заранее пришли за консультацией?
Н.К.: Да. Такое бывало несколько раз. Ко мне приходят компании и говорят: «Посмотри, пожалуйста, а не сексизм ли это?» Еще бывает, когда компании просят провести тренинг для сотрудников. Правда, пока еще ни один тренинг не выгорел, но такой запрос стал появляться — это тоже в некотором смысле движение к светлому будущему. У меня была в связи с этим идея для стартапа, который я не решаюсь запустить из-за тех проблем, которые мы сейчас обсуждали: сложно назвать себя в чем-то экспертом и начать такую деятельность.
А.К.: Как при таком количестве проектов ты приоритизируешь дела и решаешь, на что тратить усилия и время?
Н.К.: На днях мы проводили прямой эфир в инстаграме компании «Амурские волны», где я работаю. Мы обсуждали сериал «Авантюристы», который сняли мои коллеги Аня Карпова и Женя Зобнина. Это было в некотором смысле официальное мероприятие: мы рассказывали аудитории о том, что мы сделали. И в разгар прямого эфира в комнату, где я сидела, зашел мой муж и сказал, что ребенок в истерике, и он не может его успокоить. Мне пришлось просто встать и уйти. Тогда в кадр сел мой муж и продолжил вести прямой эфир, про который не знал вообще ничего. Я уже не смогла вернуться обратно, потому что я долго успокаивала нашего сына. Приоритеты — они вот так меняются, в зависимости от того, как себя чувствует мой ребенок.
