Стана Корунная: Нейтральная полоса
Иллюстрация: Катя Коновалова
SH.E публикует рассказ Станы Корунной «Нейтральная полоса». Текст был отобран литературным журналом «Незнание» для номера, посвященного теоретическому письму (theory fiction), жанру на стыке художественной литературы и нон-фикшна. Независимый журнал «Незнание» делают молодые писательницы Арина Бойко, Лиза Каменская и Саня Гусева. Они пригласили She is an expert поучаствовать в отборе текстов для номера «Теория». Теперь два текста из отмеченных ридерами появятся на нашем сайте. Вот первый из них.
Я никогда не слышала, чтобы на нейтральной полосе разговаривали.
Время на прохождение нейтральной полосы — порядка десяти минут. Расстояние — около километра. Можно было бы справиться и быстрее, но ты никогда не проходишь её налегке. Чаще всего — ночью, в час между волком и собакой.
И в тишине.
Правда, со временем даже сюда, в неподвижную и голую степь, докатилось что-то из внешнего мира: иногда к звукам шагов добавляется дребезжание колесиков чемодана по старому асфальту.
Ночь, шоссе, люди с сумками идут молча.
Несколько правил.
На нейтральной полосе нельзя сворачивать с дороги. Вариантов немного — куцая лесопосадка вдалеке, несколько кустов дикой акации, растущих где-то на середине пути. В августе, стоя в клетке-накопителе — так называют место, где собирают людей, пересекающих границу пешком, — мы наблюдали за работающими в отдалении солдатиками. Они что-то копали, потом ковырялись в земле, стоя на коленях.
«Растяжка», — кивнул мне доверительно сосед. Он заполнил миграционную карту раньше остальных и одолжил мне ручку.
На костяшках у него виднелись чернильные размытые наколки, и мне показалось, что он знает, что говорит. Что среди бела дня люди в камуфляже действительно тянут тонкую нить, отделяющую живое от мертвого. Растяжка — не пустое слово для жителей страны, где идет война, и в метро случайный парень держит руку в кармане, а не на поручне, потому что у него не рука, а протез.
Наверное, это была просто разметка для дополнительного укрепления границы.
Что нельзя иметь с собой на нейтральной полосе? Во-первых, то, что не сможешь унести на себе: здесь нет никого, кто мог бы помочь. Во-вторых, еду — с едой тебя не пропустят на другой стороне. Откуда бы ты ни шёл — сторона всегда другая. А поскольку выбрасывать что-либо на нейтральной полосе нельзя — придется проходить этот километр ещё дважды: сбегать назад и вернуться. Одно время для еды стоял мусорный бак сразу за блокпостом — всё равно с той стороны возвращаются и не знают куда деть кульки. Предлагают пограничникам. Почему-то именно с едой людям расставаться тяжело: её не выбрасывают, а ставят на землю, рядом с баком. Я видела судок с тефтельками, ведро абрикосов, палку колбасы. Вдруг кто возьмёт? Но брать некому.
И последнее: темнота.
Нейтральная полоса не освещается. И не только потому что вышку электропередач повалили одной весной, спровоцировав на той стороне недельный блэкаут. Нет, этот отрезок пути с момента возникновения был темным: какой из сторон захочется его освещать?
Это земля с беспробудно, невозможно темной ночью — вблизи нет ни городов, ни поселков, подсвечивающих небо. Может проехать машина. Выхватить фарами тени людей, забывших, что идут по проезжей части.
Машин может быть и столько, что вся нейтральная полоса превратится в длинную апокалиптическую пробку: автомобили стоят с выключенным зажиганием, не играют магнитолы, люди не выходят из машин. Но такие очереди чаще всего днем. А пешеходы — обычно ночью. Об этом никто не договаривался, просто после того, как отменили поезда, осталось всего два варианта.
Чонгар или Перекоп.
Пешком или на машине.
В ту сторону или в другую.
Но всегда — через нейтральную полосу.
С одной стороны её называют государственной границей. С другой — межой с временно оккупированными территориями. Это «временно» означает — навсегда.
Мне не обойти и не избежать нейтральной полосы.
Каждый раз, независимо от направления, я пересекаю её по дороге из дома — домой. Так вышло у меня; так вышло — у большинства шагающих рядом людей. Мы честно можем ответить о цели визита на любой стороне: домой.
Могла бы я сесть, скажем, на самолет, и попасть домой способом, который всем привычен и понятен? Заказываешь билеты, едешь в аэропорт, проверяешь, чтоб в ручной клади не было жидкостей или маникюрных ножничек. Пересадка-другая среди естественного круговорота людей, двигающихся по предписанным, универсальным правилам — и ты в точке назначения. Вводишь в приложении адрес, вызываешь такси, водитель помогает погрузить чемодан в багажник.
Нет, не могла бы. То, что было нормой, теперь стало административным нарушением порядка пересечения границ.
У меня осталось только два пути: Чонгар или Перекоп.
Через нейтральную полосу. По ничьей земле.
Поездом до полустанка, неожиданно ставшего конечной точкой железнодорожной ветки — рельсы бегут, а поезда дальше не ходят. Раньше остановки на полустанке были технические или трёхминутные — в тамбур успевал запрыгнуть одинокий пассажир, чтобы затем долго пробираться через вагоны на свое место.
Теперь весь поезд выгружается на узкий перрон. Ищет свой автобус до границы. Пешком проходит через контрольно-пропускные пункты. Маршрутками едет на северное или южное побережье, в сёла, которые до сих пор называются Приветливыми, Солнечными, Укромными. Я могу перелететь Атлантику за десять часов, но домой я буду добираться сутки.
Однажды женщине стало плохо, и она опустилась на чемодан — криво, завалившись на бок. В таких случаях просят вытянуть две руки перед собой или улыбнуться. Кто-то остановился, тронул её за плечо. «Посижу, отдышусь», — отмахнулась она. Наш автобус молча шел дальше, женщина осталась сидеть на обочине. Если она так и не встанет — кто и когда её найдет? С какой стороны за ней приедут? На чем её довезут до блокпостов?
Забыла про ещё один запрет: если пересекаешь полосу на своем автомобиле, то не можешь взять в салон неучтенного на выезде из КПП пассажира. Даже если он будет идти на костылях. Но люди с инвалидностью редко здесь встречаются. На нейтральной полосе не слышали про инклюзивность.
Само расположение этой территории, вылизанная ветрами долыса степь, отсутствие укрытия, тени, подсказывает, что ты — как на ладони, что за тобой — смотрят. Даже если тебе видно только подрагивающую в летнем мареве полосу горизонта, а ночью — слабые мерцающие огни блокпоста. С каждой стороны есть по обзорной вышке, с каждой стороны дислоцированы воинские части. Нейтральная — ещё не значит безопасная. Это не швейцарский нейтралитет, это слово не гарантирует, что однажды полоса не превратится в линию разграничения войск. Земля, по которой я качу чемодан на колесах, иду под проливным дождем в полиэтиленовой накидке, которую отдал жалостливый перевозчик, отбиваюсь от засилья комаров летней полночью. Ничья земля.
Как земля может быть ничьей? Столетиями то, что я вижу слева и справа от дороги кому-то принадлежало, и принадлежность эта имела если не вещественный, то хотя бы номинальный характер. Даже если поля не возделывались, и не засевались лимонным рапсом, превращая пейзаж в патриотическую картинку, то их пребывание в собственности приобретало абстрактные формы — смещенные от крестьян на жатве до сухих правовых дефиниций. Таких, как «числится на балансе» или «находится в кадастровом плане». Что это значит на деле?
Что осенью из дальнего поселка приезжает грузовичок с краном и спиливает ветки вдоль линии электропередач. Он хорошо знает, где заканчивается лесопосадка местного сельсовета и начинается — соседнего. Летом автодор снимает слой за слоем поплывший под тяжелыми грузовиками асфальт — через год он опять похож на стиральную доску. Наносится белый пунктир дорожной разметки — и, вопреки всем стараниям, она все равно изгибается, следуя за дыханием рельефа.
Сегодня земля может быть ничья, только если это Антарктида — да и то, условность этой формулы всем ясна: однажды за столом собрались двенадцать мужчин и решили, что холодное бельмо земного шара принадлежит никому и всем. Последовали территориальные претензии, размещение баз разных государств, взаимные подозрения в добыче ресурсов…
А нужна ли кому-то эта солонцеватая полоса земли, отколотая от двух берегов, лишенная воды из-за осушенного Северо-Крымского канала — мучительная пауза в выяснении отношений, гарантия взаимной удаленности сторон?
Больше никто не обновляет дорожное покрытие, не смотрит, как трава всё больше и больше захватывает обочину. Не только трава — природа в целом заявляет всё больше прав на эту территорию.
Однажды, ранним утром, после бессонной ночи в автобусе, я увидела на нейтральной полосе тетерева с ярко-красными полосами над глазами. Боевой окрас. Светило солнце, он был хорошо виден, — здесь хочется сказать «обозреваем», потому что место диктует вокабуляр. Тетерев стоял в нескольких метрах от дороги, распахнув крылья — словно собирался взлететь, но забыл зачем. Это было похоже на угрозу, на предупреждение: люди, целеустремленно шагающие по шоссе — не больше, чем гости на его земле, и он им не рад.
Прошло пару лет. Я в очередной раз возвращалась из дома домой — привычные минус-сутки в моей жизни. В холодном свете фонаря — почему-то в фонари на контрольно-пропускных пунктах ставят только лампочки холодного света, роднящие их с прозекторской, моргом, больницей — я увидела, как асфальтированную дорогу переползает медведка.
Это чудовище из дачных 90-ых, детскую страшилку (мужчина в электричке наклоняется и показывает культю пальца: «А это медведка откусила!») я не видела лет с шести. Да и тогда увидела только единожды, и запомнилась она мне своей яростной, паранормальной витальностью. Бабушка наткнулась на вредительницу во время прополки — большими жвалами медведка подъедала клубни лилейника, — и, недолго думая, рассекла медведку лопатой надвое. Каждая из половинок поползла в разные стороны.
Прошло больше двадцати лет. В песне поется, что «на нейтральной полосе цветы необычайной красоты», но вряд ли здесь растет тот самый бабушкин крапчатый лилейник. Скорее лебеда и щирица. Может, её привлекло остаточное битумное тепло?
Я смотрю на медведку, неизвестно с какой целью пересекающую за полночь трассу, и думаю о двух неживых уже половинках, расползающихся в разные стороны. Мне шесть лет, и я силюсь услышать её крик — она ведь разрублена пополам, она должна кричать.
Но на нейтральной полосе всегда молчат.
«Незнание» — независимый журнал, который существует благодаря читательской поддержке. Скачать номера журнала «Незнание» можно на сайте http://notknowing.ru/. Поддержать издание можно на Patreon.
